Случай в Момчилово [Контрразведка] - Гуляшки Андрей

Его тонкое продолговатoe лицо, чуть скуластое, с высоким лбом и энергичным подбородком, освещали большие серо-голубые глаза. В минуты отдыха, размышлений или во время реставраторской работы над какой-нибудь античной находкой, поглощавшей все его внимание, глаза его были спокойные, задумчивые, глубокие. Когда же он изучал обстановку, в которой произошло нечто такое, что становилось предметом его деятельности как сотрудника госбезопасности, пытался обнаружить чьи-то следы, эти задумчиво созерцающие глаза становились сразу суровыми. педантично-взыскательными, бесконечно внимательными даже к едва приметным деталям. В такие минуты они казались совсем серыми и холодно поблескивали из-под полуопущенных век, словно полированная сталь.

Зрачки его глаз либо пропускали к себе чужой взгляд и тот терялся — трепещущий и беспомощный — в их глубине, либо отталкивали его от себя, бесцеремонно и резко, как негостеприимный хозяин. Все зависело от его настроения.

У него были русые, слегка вьющиеся волосы актера, исполнителя романтических ролей, выпуклый лоб математика и экспериментатора. Пальцы его боксерских рук были длинными, тонкими, нервными, как у профессионального музыканта.

Аввакум любил шутить, хотя и сдержанно, иногда бывал разговорчив и весел, а иногда настолько молчалив, что производил впечатление подавленного, тоскующего человека.

Итак, едва успел Аввакум Захов забыться в легком предутреннем полусне, как на столике у постели резко и настойчиво зазвонил телефон. Ночной порой, да и ранним утром телефонный звонок звучит как-то особенно тревожно и заставляет человека вздрагивать, даже если он только что забылся в легком, прозрачном сне. Но у Аввакума и веки не дрогнули, и голова не шевельнулась; он даже не приподнялся, опершись на локоть, а спокойно протянул руку, дунул по привычке в трубку и сказал ровным, ясным голосом, не открывая глаз: — Слушаю!

По телефону сообщили, что через десять минут приедет служебная машина и отвезет его к начальнику управления полковнику Манову.

Ночью капитан контрразведки плохо спал, и это было вызвано отнюдь не обстоятельствами делового характера. Причиной его бессонницы были вовсе не служебные обязанности и заботы. В сущности, даже ничего особенного и не произошло.

Под вечер он решил позвонить по телефону Сие Жейновой, работавшей в химической лаборатории большого парфюмерного предприятия. Несмотря на свои двадцать два года и увлечение баскетболом, Сия Жейнова обнаружила необычайный интерес к археологии. И может, именно поэтому Аввакум три раза в неделю звонил ей по телефону, предлагая вместе прогуляться. Все шло на лад и могло бы кончиться хорошо, если бы раскрытие шпионской резидентуры «Дубль ве» (Василев — Вапурджиев) не вынудило Аввакума на продолжительное время покинуть Софию. Когда же он возвратился, то с превеликим удивлением обнаружил, что Сия стала проявлять повышенный интерес к токам высокого напряжения — дважды в неделю она совершала прогулку с молодым инженером, работающим на заводе электрооборудования. Этот молодой человек был родом из Тырново — земляк Аввакума, его близкий друг с юношеских лет. Они вместе купались в омутах Янтры, вместе лакомились арбузами с чужих бахчей. Поэтому не было ничего удивительного в том что Аввакум познакомил его с Сией.

Но это только теоретически, а на практике Аввакум оказался в накладе. Прежде всего, он больше не видел открытого, чистого взгляда своего друга: когда они бывали вместе, инженер, неизвестно почему, старался не смотреть ему в глаза. Вторая потеря была еще более ощутимой — вместо трех встреч в неделю с Сией Жейновой он теперь довольствовался лишь одной. Сия жаловалась на отсутствие свободного времени, а Аввакум был деликатен: настаивать не в его характере.

В субботу под вечер Аввакум, подойдя к телефону, набрал номер Сииной квартиры. Унылые гудки, издаваемые мембраной, доходили до его слуха, словно из далекой безысходной пустыни. Может быть, эти гудки развеселили его — он улыбнулся и бодро стал расхаживать по комнате. Потом, насвистывая веселую песенку, он вышел из дому и направился в ближайший ресторан поужинать. Он поел без особого аппетита, но вполне достаточно и даже выпил пива. После ужина вернулся прямо домой — ему показалось, что небо заволокло тучами и в любую минуту может хлынуть проливной дождь. Переодевшись, он взял с полки третий том «Истории древнего Рима», закурил и углубился в чтение.

Часов в одиннадцать вечера послышался стук в дверь. Оказалось, это инженер с завода электрооборудования. Красавец с пышной шевелюрой, с чувственным, резко очерченным ртом и всегда улыбающимися миндалевидными глазами, в элегантном бежевом костюме, тонкий и стройный, как девушка, он больше походил на музыканта джаз-оркестра, чем на инженера, тем более передового инженера столь солидного предприятия. Мужчинам такого типа, которые все принимают с веселой улыбкой и со всем расстаются смеясь, Аввакум втайне чуточку, но совсем незлобиво завидовал, вероятно потому, что был совершенно непохож на них.

— Был в гостях у знакомых, — объяснил инженер. — Иду и вижу у тебя в окне свет — вот и решил заглянуть. Что читаешь?

Он спрашивал, улыбался, а взгляд его блуждал по комнате; при всей своей самоуверенности и самодовольствие он почему-то не решался остановить взгляд на лице друга.

— Ты весело провел время? — спросил Аввакум и тихо заметил: — У тебя очень счастливый вид!

— Разве?! — воскликнул инженер и отвернулся.

— А отчего это у тебя на коленке шоколадное пятнышко? Инженер вздрогнул, присмотрелся к пятну и вдруг, смутившись, быстро вынул носовой платок и принялся энергично тереть брюки.

— Это от мороженого, — пробормотал он.

— Зря стараешься, — заметил Аввакум.

Они немного помолчали, потом Аввакум сказал:

— Ты плохой кавалер. Как ты мог допустить, чтобы Сия ушла одна? Инженер, открыв от удивления рот, уставился на собеседника. Аввакум закурил, постоял у окна, посмотрел на небо.

— Дождя не будет, — сказал он. — Ветер разогнал тучи. Вот и звезды уже видны!

Аввакум повернулся, подошел к столу, уселся поудобнее в кресле и, чуть-чуть усмехаясь, укоризненно покачал головой.

— Почему ты отпустил Сию одну?

— Ведь я же тебе сказал, что был в гостях у одних моих знакомых, — попробовал оправдываться инженер. — Ни с какой Сией я не встречался!

— Сегодня вечером ты уже второй раз говоришь неправду, — сдержанно усмехнулся Аввакум. Он стряхнул пепел с сигареты. — А в сущности, какая у тебя необходимость лгать мне? Разве я тебе в чем-то помеха? Чего ты боишься? Если ты девушке нравишься — в добрый час! В этом нет ничего плохого. Плохо то, что ты пытаешься хитрить, любезный, а хитрить ты не умеешь, смекалки недостает, силы воли. Вот, пожалуйста, с пяти часов вечера ты был с Сией и всего лишь полчаса назад сказал ей «спокойной ночи». А мне твердишь, что был где-то в гостях! Разве так можно!

Инженер слушал молча, опустив голову, в глазах его появилось невеселое выражение.

— Пять часов, которые ты провел с Сией, распределились примерно следующим образом, — продолжал Аввакум. — Я восстанавливаю по памяти. Слушай! В пять часов без нескольких минут ты вышел из своей квартиры и, подойдя к остановке, что возле вашего дома, дождался «шестерки», билет взял с пересадкой. На площади Возрождения, пересев на «четверку», сошел на предпоследней остановке, против скверика с фонтаном. Так. Это было, значит, в пять часов десять минут. До условленного времени встречи у тебя оставалось еще двадцать минут. Поскольку делать тебе нечего, ты начинаешь оглядываться туда-сюда и замечаешь напротив павильончик. Над входом зеленая вывеска с красной надписью «Салон для чистки обуви». В этом салоне — пять шагов и длину и три в ширину — работают два цыганенка. Ахмед и Сали. Сали — младший брат Ахмеда. Ты садишься к нему, то есть устраиваешься на рабочей площадке Сали.

Итак, в пять двадцать ты снова «стоишь на якоре» у остановки, уже и начищенных ботинках, и терпеливо ждешь нашу общую милую и великодушную знакомую. Она, как обычно, опаздывает минут на двадцать. Чтобы не пропустить киножурнал, вы решаете не дожидаться следующего трамвая и садитесь в переполненный вагон. Тут во время давки стряслись беда — твой пиджак лишился нижней пуговицы.